Черно-белый тон неба был темнее, чем обычно. Тучи? Значит собирается дождь. Наверное. Позволив этой мысли еще немного задержаться, прежде чем дать ей раствориться в глубинах своего пустого разума, Ингин еще некоторое время недвижно смотрит на небесное полотно, после чего наконец опускает голову и слегка бьет поводьями черного коня, заставляя того продолжить путь. Негромкий стук копыт вновь раздается эхом между холмами, заглушая мрачно царившую на дороге мертвую тишину. Не было слышно ни свиста ветра, ни щебетания птиц, ни какого-либо другого животного звука, будто всякая жизнь в немом страхе избегала этих мест.

Тогда почему Безмолвный снова слышит негромкий шорох за своей спиной?

Стоило Ингину в очередной раз остановиться и обернуться назад, как странный звук тут же утихал, а цепкий взгляд не замечал никаких изменений в окружающей его унылой безжизненности. Никого не было. И от этого палач, сам того не понимая, еще больше чувствовал незнакомое ему волнение, похожее на... страх. Хватка Нуса никогда ничего не боялась, неважно с кем или чем ей придется столкнуться. Во всяком случае, так оно считалось. Но в последние месяцы он все чаще начал чувствовать чье-то неуловимое присутствие, блекло мелькающее на окраине его восприятия, никогда не попадаясь на глаза. Кто бы или что бы это не было, но Ингин ощущал, каждый раз замечая его присутствие, нечто непонятное, новое, отталкивающее, теплое и в то же время чарующее. Все это перемешалось в неизвестном ему чувстве, от которого ассар, не осознавая этого, окунается в пучины невероятного страха.

И, будто убегая от него, Безмолвный подгоняет коня, заставляя того ускорить свой ленивый шаг. Растерянный разум Ингина, в попытке не думать о том, что могло вызывать эти сбивающие с толку эмоции, переключается на то, что ждало его впереди. Дикое чудовище, слепо пожирающее любую жизнь, ставшую на его пути. Хватка Нуса еще недавно наконец вышла на его след и нечеловеческое чутье возбудилось так сильно, что будто окрашивало окружающий мир в глазах Ингина в разнообразные цвета. Это был запах неутолимого голода с которым ненасытная земля поглощает несколько лет гниющую падаль; бушующей ярости подобной неудержимому урагану ужасной бури; опустошающего отчаянья лета от надвигающейся осени. Эта неописуемая смесь почему-то казалась Безмолвному привычной, знакомой, хотя и его сознание всячески отмахивалось от этой мысли, не желая давать былым воспоминаниям Ингина, его они были на самом деле или нет, взять над ним сейчас вверх. Важно было лишь то, что источающий такой противоречивый аромат монстр ждал его впереди.

Ждал своей смерти.

Палач, уже физически ощущая эту эмоциональную вонь в воздухе, вновь останавливает коня и с громким лязгом железа опускается на землю. Тварь была уже очень близко. Настало время подарить ей того, чего она так ждала. Только вот... почему этот шорох за спиной все никак не утихнет?

[float=left][/float] Бескрайнее небесное полотно в глазах Ингина окончательно окрасилось в черное, оглушающим громом заявляя о надвигающийся бури. Но ему все равно, ровно, как и на не утихающее подобие страха от слежки за собой, ибо его окончательно подавили ароматы множество эмоций, забивающих легкие и не дающие спокойно дышать. С каждым шагом вонь становится все явственнее и лишенный красок черно-белый мир Ингина приобретал причудливые яркие цвета, но глазам не было больно потому, что видел он их не ими. Запахи боли, безнадежности, гнева, печали и множества другого смешивались друг с другом, отталкивали друг друга, поглощали друг друга. Мог ли Безмолвный это описать, чтобы кто-то другой мог это понять, даже если бы мог говорить? Вряд ли. Как и то, какой чудесной, омерзительной, манящей и жуткой была фигура, стоящая в центре водоворота всех этих буйных красок. Бездушный. Безликий. Безымянный. Цель палача.

Его огромный силуэт был на пару десятков сантиметров выше самого двухметрого Ингина и на вид гораздо массивнее. Плоть недо-ассара была исполосована множеством длинных разрезов, возникших будто от того, что кожа просто лопалась от непрерывно растущих мышц. Гигантская гора мускулов, на вершине которой была крупная и безглазая голова, покрытая толстым на взгляд костяным покровом и увенчанная широкими рогами. Зачарованный им, Хватка Нуса даже не заметил кучу разбросанных вокруг изувеченных тел, больше похожих на мясные кучи, и обломки домов. Всего лишь еще одно поселение, которому не повезло стать на пути неутолимого голода. Чудовище, казалось, сперва не замечало Ингина, жадно терзая зубами и когтями чей-то труп, но стоило палачу подойти ближе, оно повернуло голову в его сторону. Раскрывая рот и давая окровавленным кускам мяса выпасть из пасти, оно шумно вдыхало ртом воздух, будто принюхивалось к Безмолвному.

Тот поступил так же.

Он почти мог ощутить, как свои собственные, эмоции существа стоящего перед ним: сбивающее с толку отвращение к плоти, что он пожирал, обжигающая ненависть к самому себе за собственное существование, ноющая тоска по тому, чего ему никогда не заполучить, леденящий страх перед существом, что являлось им же, и ненасытный голод, который заставлял его двигаться вперед, несмотря на все эти сильные чувства. Рука Ингина легко схватила рукоять двуручного меча, доставая его из ножен. В последнее время слишком много раз он колебался перед казнью своей цели, но не в этот раз. Потому что в этот раз множество голосов и образов, мешающих ему ясно исполнять волю Нуса, просто не знали что это за странный монстр и молчали. Лишь один Ингин по-настоящему понимал его, хотя и не осознавал этого.

От этого он почему-то чувствовал непонятную теплую тоску.

И именно она была причиной того, почему лезвие Ингина задержалось ровно на то мгновение, которого Безымянному хватило чтобы уйти от меча. Быстро поняв, что Безмолвный представляет угрозу, недо-ассар тут же пошел в стремительную атаку, мощными ударами намереваясь сбить своего противника с ног. Его движения были по-звериному прямолинейны и предсказуемы, но слишком быстры, поэтому даже Хватке Нуса понадобились приложить все усилия чтобы уклонится от них, а после тут же пойти в быструю контратаку. Так они и продолжали эту смертельную игру друг с другом, разбрасывая вокруг комья земли и куски мертвой плоти и круша остатки зданий и редкие деревья. Безымянный был быстрее и сильнее Ингина, но слишком глуп, потому последний медленно, но верно брал вверх над своим недо-собратом. Вот только...

Снова этот шорох.

Секунды... Нет, мгновения колебания достаточно, чтобы потерять жизнь в смертельной схватке с чудищем, незнакомым с принципом милосердия.  Холодным разумом Хватка Нуса это понимал, но не мог ничего поделать с той дрожью, что возникла от знакомого шума за своей спиной. Чудищу этого было достаточно, чтобы кинуться на свою цель, опрокидывая ее на землю, и начать крушить безжалостными ударами сталь. Меч падает в сторону, руки не в том положении, чтобы успеть защититься, хотя и толку от них все равно было бы мало, потому оставалось лишь бездейственно лежать, пока броня медленно мнется под мощными кулаками. И Ингину было страшно. Он боялся.

Но не того монстра, кто намеревался его убить. Тот, кого он до сих пор не видел, был гораздо страшнее.

Безжалостный, переполненный черной ярости град мнущих крепкую сталь ударов внезапно останавливается, позволяя Ингину услышать кричащую тишину своего разума. "Он прикончит меня! Я не хочу, только не... Давай, чудовище, убей меня! Давай, мне неч... Какое красивое небо." Мысли в его голове неслись с невероятной скоростью, смешиваясь или сменяя друг друга в безумном танце. Сперва было одно, потом тут же возникало нечто этому полностью противоположное, не давая ассару ясно мыслить. Но даже несмотря на этот безудержный ураган, он все равно ясно слышит свист следующей стрелы и видит черно-белым взором то, как она вонзается в толстую шею того, у кого не было имени. И никогда не будет по велению Нуса.

Почему-то, ровно на одно мимолетное мгновение, палач почувствовал тяжелую горечь, прежде чем ее сожрали десятки других бушующих чувств.

Безымянный поднимает свою массивную голову и издает раскатистый звериный рев, после чего вскакивает с Хватки Нуса и начинает погоню за маленьким, еле заметным глазу за прорезями шлема силуэтом, что мелькает в тенях. И с испугом Ингин понимает, что это и был его внушающий ужас преследователь. Раскаленным куском железа неизвестные начинают ворошить нечто хрупкое и болезненное глубоко внутри ассара. Тяжело. Больно. Невыносимо. Он должен уходить, бежать отсюда, как можно дальше, как можно дольше. "Прости меня, дочурка, прости... Я должен выполнить свой долг... Не убегу. Не убегу! НЕ УБЕГУ!... Спасти ее, несмотря ни на что". Громогласный хор голосов внутри головы палача загоготал с новой силой, заглушая его собственные мысли. Чего он хотел, ради чего был здесь, что собирался делать - все это, словно песчаный замок на берегу, смывалось неподвластными ему волнами чужих воспоминаний.

Но раздается гром и ровно на секунду в его сознание повисло молчание. Не было эмоций, стремлений, желаний и надежд, лишь одна чистая пустота. И в ней Хватка Нуса видел только свою цель. И когда крики возобновились, он их уже не слышал. Только стук дождя сейчас существовал в его мире.

Чудовище рыскало среди разрушенных домов, пытаясь поймать свою ускользающую жертву, потому оно совсем потеряло к Ингину интерес и не заметило, как тот начал медленно вставать. Ассар даже не пытается найти свой меч, утерянный где-то в грязи и обломках, а просто хромающим шагом двигается к своей цели. Броня, которой заметно досталось, угрожающе скрипела, ноги все стремились поскользнуться в мокрой от идущего ливня земле, а где-то в груди будто что-то было сломано. Но это вовсе его не волновало. Важна только цель. Только приказ Нуса. Только его предназначение.

Я спасу ее.

Когда оставалось с пяти метров до безымянного, палач тут же мгновенно преодолевает это расстояние одним рывком. Руки его смыкаются железным хватом на широкой шее чудовища, тяжело сдавливая ее. Тварь, слишком поздно заметив Ингина, пытается вырваться, но Хватка Нуса не просто так получил свою кличку. Он тянет безымянного вниз, пытаясь сломать его, но тот был чрезвычайно силен для такого. Так они и начинают своеобразный танец, вдавливая свои ноги глубоко в грязь и двигаясь из стороны в сторону.